Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков

молчал. Оба они сидели ко мне спиной и, кроме дяди Вовы, никого знать не хотели. Длинный, впрочем, беспрестанно ерзал на месте, потом обернулся, блуждая взглядом по палубе. Затем встал в полный рост и пошел в мою сторону, однако, не доходя, вильнул поперек палубы в кормовую надстройку над трюмом, корча лицо, — и был таков.

Выйдя из-за укрытия — переговорной трубы размером с лошадь — я обнаружил на палубе резиновый шланг со стальным набалдашником. Подобрав его, я вильнул следом за Длинным.

Лампочка в потолке на этот раз не светила, и в помещении стоял полумрак, зато слышались сдавленные звуки: Длинный блевал, ухватившись обеими руками за стойку.

Каким-то образом в последний миг он почуял меня и замер. В следующую секунду его голова сама собой боднула стальную балку.

Справиться с полупьяным было делом секунды. Когда он придет в себя, то поймет, что лежит на полу, между рук у него все та же стальная стойка, а на запястьях собственный брючный ремень.

На лбу у охранника тем временем набухала, поднимаясь, обширная гематома. В карманах оказалась полупустая пачка сигарет, зажигалка и сотовый телефон, который тут же перекочевал ко мне в карман.

Веки у бандита меж тем стали вздрагивать. Он пришел в себя, и я заговорил с ним, удивляясь собственной наглости:

— Ты скончаешься, если предупредишь второго.

Длинный, неожиданно для себя ставший вдруг коротким, молчал.

— Зови второго. Скажи, что тебе плохо, — велел я, наставив ствол старинного пистолета ему в голову. Тот кивнул и слабым голосом, едва разевая рот, позвал подельника. Потом еще громче, потом еще раз, пока в стальном проеме не показалась приземистая фигура.

Я не стал наставлять на противника свой игрушечный пистолетик, чтобы тот бросил оружие. Просто с размаху, пропустив в помещение, съездил по спине тяжелым резиновым шлангом со стальным набалдашником. Жалеть негодяя не входило в мои планы.

Изогнувшись коромыслом в обратную сторону, короткий повалился на пол и замер с пеной на губах. Меня трясло. Казалось, этот двуногий испустил дух.

Однако вскоре тот начал дышать. Подхватив выпавший у него пистолет, я сунул его себе за пазуху. Потом уцепил Коротышку за руку, подтащил к дальней укосине, идущей по наклонной от потолка к полу, выдернул ремень из его брюк и привязал таким же манером — двойной петлей. И после этого успокоился: без посторонней помощи освободиться от подобных пут практически невозможно.

После этого я поднялся из трюма, забрал Люську с ребенком и с большим трудом, с уговорами, погрузил ее с кормы в шаткую лодку. И в этот момент заметил вдалеке белую точку — она росла на глазах, держа курс прямо на остров. Посмотрев в бинокль, я увидел Конькова — тот сидел за штурвалом. Лицо второго было отвернутым от ветра. Но вот он повернулся, и я узнал его.

Сбросив с себя куртку, я швырнул ее в лодку и велел Людмиле с ребенком лечь на дно.

— Ложись немедля! — кричал я, но та будто оглохла. Отец повалил ее, потом дернул тросик стартера, и мотор — как никогда! — послушно взревел.

— Пошли! — снова я крикнул, вынув пистолет Коротышки из-за пазухи. — Вперед! Без меня!..

Люська, распластавшись в лодке и цепляясь руками за борт, в страхе таращилась в мою сторону.

— Не сметь! — хрипел на нее дядя Вова, ругаясь в царя и еще в кого-то. Я оттолкнул их от полузатопленного борта и стал отступать от кормы вглубь судна, волоча за собой вдруг распустившиеся шланги сварочного аппарата. Баллоны были у меня на спине, в специальном ранце.

Лишь добравшись до помещения, с остатками угольной крошки на полу, я смотал шланги, закрепив их вокруг баллонов, снова надел аппарат на спину и ту вспомнил, что при посадке в лодку у Люськи мелькнул в сумке темный корпус мобильного телефона. Она могла связаться со мной, пока охранники удили рыбу на корме, однако она этого не сделала. Может быть, она не сделала этого лишь потому, что слишком много было поставлено на карту — жизнь ее крохотного сына и ее самой.

Глава 21

Лодка тем временем приближалась. Теперь было ясно, откуда у осла «ухи растут», и я решил, что позвонить прямо сейчас другу из глубокого детства — самый подходящий момент. Только бы тот услышал вызов при звуке мотора. Вынув мобильник, я набрал номер и, услышав знакомый голос среди постоянного шума, назвал товарища так, как когда-то очень давно:

— Петька-Петух на завалинке протух…

И спросил, откуда тот знает Шизика. Это был неожиданный вопрос.

Лодка внезапно остановилась, поскольку, вероятно, для разговора со мной мешал рокот мотора. Зато было слышно, как в лодку бьет упрямая волна.

— Кого, говоришь, Шизика? — Петька тянул время, собираясь с мыслями.

Я чувствовал, как он напрягся. Однако тут же он пришел в себя и стал беспощадно врать, что он не знает никакого Шизика, что ему в данный момент некогда — сейчас он торчит возле камер в РУВД. Как проклятый.

Это было еще одним свидетельством продажности.

Портативный аппарат давил мне спину. Тем временем катер приблизился, сбавил обороты и подошел, тихо урча, к корме. Близнец с Петькой перебрались на пароход, в удивлении озираясь по сторонам. И тут же, не найдя на месте охрану, двинулся к трюму.

— Сколько ты мне накинешь? — спрашивал Петя, шагая рядом с Коньковым.

— Не обижу, — уклончиво тот отвечал. — Ты же знаешь, что Паша продал свой коттедж. Осталось вещи оттуда забрать…

Близнец врал безбожно, потому что до продажи было как до Китая босиком, и мне почему-то вдруг стало жаль Петьку. Нашел на кого ставить в этой жизни.

Коньков с Обуховым вошли в трюм. Крохотная лампочка под потолком вспыхнула, и в ту же секунду за ними обоими бесшумно задвинулась дверь, а упругое пламя ацетиленовой горелки моментально принялось плавить стальной прутик, потому что снаружи на двери не было запорных устройств, а я не мог рисковать. Для меня было важным прихватить дверь сварочным швом хотя бы в одном месте, пока эти четверо не спохватились.

Когда они поняли, что с ними стряслось что-то ужасное, было уже поздно: дверь была надежно приварена в двух местах.

Изнутри послышался слабый голос: Длинный что-то лепетал в свое оправдание. Потом раздались выстрелы. Пули вминали толстую переборку, но металл, к счастью, выдерживал. Шизофреник по-бычьи ревел. Потом раздался еще один выстрел, и крики прекратились. Может быть, навсегда. Наверняка его успокоил Петя.

Я вернулся на корму, сел в катер. Без проблем запустил двигатель и пошел к берегу, отворачивая подальше от пляжа, и в безлюдном